Тимофей Владимиров родился в 2001 году в Уфе. С шести лет обучался в Среднем специальном музыкальном колледже (класс Заслуженного работника культуры Республики Башкортостан, педагога Татьяны Погодиной). В 2016 году поступил в Центральную музыкальную школу при Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского (класс Заслуженного учителя России Миры Марченко). В 2023 году окончил Московскую государственную консерваторию (класс фортепиано Заслуженного артиста России, профессора Андрея Писарева), где в настоящее время является ассистентом-стажером в классе того же педагога. В 2017 году стал обладателем Гран-при и специальной премии Национального филармонического оркестра России II Московского международного конкурса пианистов Владимира Крайнева. В 2018-м – I премия и специальная премия «За артистизм» на V международном конкурсе пианистов «Русский сезон в Екатеринбурге». 2020-й принес победу (I премия) и восемь специальных премий XIX Международного конкурса пианистов «Piano Campus» во Франции. Сотрудничает с ведущими симфоническими оркестрами России, выступает на концертах Московской филармонии, участник проекта «Звезды XXI века». Участник программ Санкт-Петербургского Дома музыки с 2023 года.
 
Тимофей Владимиров: Мои родители – физики, все родственники – либо физики, либо математики, профессиональных музыкантов в нашей семье не было никогда. Впрочем, музыку и с папиной, и с маминой стороны очень любили: дедушка очень хорошо пел и знал наизусть все известные оперы, папа в молодости играл на бас-гитаре в любительской рок-группе и имеет огромную коллекцию дисков с рок-музыкой, мама всю жизнь очень интересовалась классической музыкой, собирала записи, часто ходила на концерты. Когда мне было четыре года, родители меня стали водить в самые разные кружки и секции: на математику, на ушу, а также на фортепиано во Дворец Культуры неподалеку от нашего дома. У бабушки, которая жила в противоположном от нас конце Уфы, дома было старое пианино, и, чтобы я мог позаниматься, мы первое время регулярно ездили к ней через весь город, пока она не решила подарить это пианино мне. Бабушка жила на одной улице с хорошей «музыкальной школой», как она это называла, и, когда мне исполнилось шесть лет, родители решили отдать меня в эту школу «для развития» (у них был план, согласно которому первые три-четыре года нужно было учиться в музыкальной школе, затем три-четыре года в школе с уклоном на иностранные языки и уже в старших классах перейти в физико-математическую школу). Меня привели в эту «музыкальную школу» в начале сентября, больного, у меня была температура: помню, что сыграл несколько пьес, спел хриплым голосом «В траве сидит кузнечик» и, к удовлетворению экзаменаторов, не глядя угадал все сыгранные мне ноты и даже многозвучные аккорды. И вот тут произошло то, чего мы никак не ожидали: во-первых, оказалось, что это вовсе не простая музыкальная школа, а Средний специальный музыкальный колледж при Уфимском государственном институте искусств имени Загира Исмагилова – одна из нескольких специальных музыкальных школ-десятилеток в нашей стране, где дети получают одновременно и музыкальное, и общее образование, а во-вторых, оказалось, что меня принимают на обучение, несмотря на то, что вообще-то для поступления в эту школу нужно в большинстве случаев целый год проучиться в подготовительном классе и затем выдержать в июне вступительные конкурсные экзамены.
Мне бесконечно повезло с педагогом, я попал в класс Заслуженного работника культуры Республики Башкортостан Татьяны Юрьевны Погодиной, у которой проучился девять лет. Татьяна Юрьевна – человек удивительной доброты и благородства, все свои силы и все свое время она посвящает ученикам, причем не только профессиональному, но и нравственному их воспитанию. Помимо технической базы (под ее руководством был освоен огромный репертуар), важнейшим, чему она нас учила, является предельно честное и серьезное отношение к исполняемой музыке, она требовала и требует этого от каждого ученика. Я безмерно благодарен Татьяне Юрьевне, во многом благодаря ее высокому профессионализму и преданности своему делу с годами мое увлечение музыкой настолько углубилось, что на многочисленные попытки родителей забрать меня из этой школы (в соответствии с их первоначальным планом) я отвечал решительным протестом, и через несколько лет они смирились, что музыка станет моей профессией.
В 2012 году я стал стипендиатом Международного благотворительного фонда Владимира Спивакова, благодаря чему впервые выступил в Московском Международном Доме музыки и в Санкт-Петербургской филармонии, а когда маэстро Владимир Теодорович со своим камерным оркестром “Виртуозы Москвы” посетил Уфу в 2013 году, я получил возможность с ними выступить: мы сыграли Ре-мажорный концерт Гайдна.
В 2015 и в 2016 годах по приглашению Санкт-Петербургского Дома музыки я принимал участие в циклах мастер-классов профессора Сергея Евгеньевича Сенкова и профессора Александра Михайловича Сандлера в образовательном центре “Сириус”, и эти занятия сыграли решающую роль в принятии решения поступать в Центральную музыкальную школу в Москве. Поскольку родители и тогда еще не были вполне убеждены, что мне следует связать свою жизнь с музыкой, а меня всегда чрезвычайно интересовали физика и математика, мы с ними составили следующую договоренность: если я смогу поступить в числе первых в Центральную музыкальную школу, усердно и интенсивно учиться там и с самого начала выдерживать высокую конкуренцию музыкального мира столицы – тогда мне можно будет продолжать занятия музыкой, если же нет – немедленно перевожусь в физико-математическую школу и связываю свою жизнь с наукой.
Вступительные экзамены в тот год были очень напряженными, однако, слава Богу, поступить все же удалось, и вновь мне очень повезло с педагогом – им стала Заслуженный учитель России Мира Алексеевна Марченко. Поскольку я оказался уже в десятом классе и до окончания школы оставалось 22 месяца, Мира Алексеевна стала действовать очень решительно: через неделю после начала занятий весь ее класс отправился на гастроли в Сочи с новой программой на 40 минут у каждого ученика. Мы вообще почти постоянно ездили на гастроли почти всем классом по России и за рубежом. Работа шла совершенно безумными темпами, нужно было быть готовым за один день выучить произведение и суметь сразу сыграть его на сцене перед огромной аудиторией, а на занятиях нужно было молниеносно реагировать на любое, даже самое сложное замечание Миры Алексеевны, как правило, второй раз она его не повторяла – вместо этого ученик вылетал вон из класса. Я очень благодарен Мире Алексеевне за эту школу, потому что без навыков, приобретенных в ее классе, без способности работать в таком режиме нечего и думать становиться концертирующим пианистом.
После окончания Центральной музыкальной школы в 2018 году я поступил в Московскую консерваторию имени П. И. Чайковского, где и сейчас продолжаю обучение в ассистентуре-стажировке в классе Заслуженного артиста России Андрея Александровича Писарева. Огромное счастье учиться у такого музыканта! Благодаря влиянию Андрея Александровича мне удалось впервые в жизни понять, что же для меня самое главное в исполнении музыки: строгая простота и естественность. Это звучит достаточно очевидно, и даже банально, однако на деле оказывается совсем не просто: путь к той высшей простоте, к которой нас призывает Андрей Александрович, действительно может занять целую жизнь, и на нем будут встречаться миллионы препятствий. В консерваторские годы я успел поучаствовать в международном конкурсе во Франции, где получил первую премию и множество приглашений выступить, однако из-за наступившей пандемии состоялось только одно из этих выступлений – в церкви в Овер-сюр-Уаз, той самой, которую в последний год жизни написал Ван Гог.
 
СПДМ: В 15 лет Вы стали обладателем Гран-при и специальной премии Московского международного конкурса пианистов Владимира Крайнева. Это было неожиданным? Что эта победа дала Вам в профессиональном плане?
Тимофей Владимиров: В первый же год обучения в ЦМШ я, по настоянию Миры Алексеевны, которая очень много энергии вложила в подготовку, принял участие в трех серьезных международных конкурсах, из которых, безусловно, самым главным был Второй московский международный конкурс пианистов Владимира Крайнева, на котором я стал обладателем Гран-При. Эта победа была для меня полной неожиданностью. Я помню, что во время конкурса для меня пределом мечтаний было пройти в финал, чтобы выступить с Национальным филармоническим оркестром России; когда же я оказался в финале, в котором играл мой любимый с детства Второй концерт Шостаковича, я уже совсем не думал о конкурсе, а был совершенно счастлив играть эту музыку с таким потрясающим коллективом.  Именно благодаря победе на конкурсе Крайнева у меня впервые в жизни появилась возможность выступать на лучших концертных площадках нашей страны, гастролировать во многих городах, сотрудничать с выдающимися дирижерами и оркестрами, прежде всего, конечно, с Национальным филармоническим оркестром России под управлением маэстро Владимира Теодоровича Спивакова. Такие возможности для молодого музыканта поистине бесценны, потому что позволяют намного интенсивнее развиваться, учиться, приобретать необходимый опыт.
К конкурсам у меня очень ровное отношение: я понимаю, что в целом они на сегодняшний день в большинстве случаев являются необходимым испытанием для музыкантов, своеобразной проверкой на прочность, формой “естественного отбора”. Как и у всего на свете, у них есть свои плюсы и свои минусы, злоупотреблять ими не стоит, однако и избежать участия в них при желании стать концертирующим музыкантом едва ли получится. Я стараюсь воспринимать конкурс не как соревнование с моими коллегами-музыкантами, а как повод интенсивно поработать над определенной программой, попытаться достичь в исполняемых произведениях предельно возможного для меня на данный момент качества. Если это в какой-то мере удается, то результат самого конкурса отступает на второй план. Поэтому я стараюсь участвовать только в тех конкурсах, в которых требуется исполнять произведения, над которыми мне в данный момент было бы интересно поработать. Момент соревнования меня совершенно не интересует, более того, он меня очень сильно отталкивает: несколько раз были случаи, когда я проходил в следующий тур, но не проходил кто-то другой, чье выступление произвело на меня сильное впечатление, тогда у меня появлялось чувство такой сильной досады, как будто не пропустили меня. Мне кажется, если к выступлению на конкурсе нужно относиться как к выступлению на концерте, то к каждому своему концертному выступлению нужно относиться с не меньшей (и даже с большей) ответственностью, чем к конкурсному, потому что концерт – это своеобразное сражение (недаром это и означает само слово “концерт”) за восприятие слушателя. Вам либо удастся захватить его внимание и заставить сопереживать исполняемой музыке, тогда человек покинет хотя бы на время пределы серой повседневности и наполнится новыми мыслями и новыми чувствами, а совершенство структуры и гармоническая уравновешенность настоящего произведения искусства поспособствуют исцелению психологических ран этого человека, либо вам не удастся это сделать. Но тогда не как на конкурсе, где худшее, что с вами могут сделать – не пустить в следующий тур; нет! – на концерте все намного серьезней: если вы не справились со своей задачей, значит, вы напрасно потратили время всех, кто пришел слушать вас. А это, на мой взгляд, гораздо худший исход.
 
СПДМ: Насколько значимо для Вас сотрудничество с Санкт-Петербургским Домом музыки?
Тимофей Владимиров: Важнейшим событием в моей музыкальной жизни стало начало сотрудничества с Санкт-Петербургским Домом музыки. В августе 2023 года я принял участие в мастер-классах Мирослава Винаевича Култышева в рамках Летней академии в Кисловодске, а в сентябре на грандиозном проекте “Река талантов” в Санкт-Петербурге стал участником мастер-классов профессора Александра Михайловича Сандлера. После этого, к моей огромной радости, Дом музыки принял меня в число своих молодых солистов, и у меня появилась возможность выступать в разных городах нашей страны, а недавно, 14 декабря, благодаря Дому музыки осуществилась моя заветная мечта – выступление с симфоническим оркестром Мариинского театра. Под управлением Андрея Колясникова мы исполнили одно из моих самых любимых произведений – Первый концерт Брамса. Пользуясь случаем, я хочу сказать огромное спасибо Санкт-Петербургскому Дому музыки и Сергею Павловичу Ролдугину лично: для молодых музыкантов нет ничего важнее возможности выступать и делиться музыкой со слушателями, а проекты Санкт-Петербургского Дома музыки не имеют аналогов по масштабу поддержки молодых солистов.
 
СПДМ: 24 января в цикле Дома музыки «Вечера в Английском зале» Вы будете выступать с очень интересной подборкой сочинений: Бах, Метнер, Балакирев, Амлен. Что Вас больше всего вдохновляет в музыке этих композиторов?
Тимофей Владимиров: Большинство моих знакомых на вопрос «кто их самый любимый композитор» отвечают: Иоганн Себастьян Бах. Это мой самый любимый композитор, без музыки которого не проходит ни одного дня. Ему удалось достичь в своих сочинениях высокого совершенства формы и огромной силы мысли в сочетании с очень тонким пониманием самых глубинных основ общечеловеческой психологии, поэтому его музыка находится как будто “вне времени”, она всегда звучит современно, несмотря на то, что создавалась триста лет назад, в ней не чувствуется никакой условности, несмотря на то, что Бах творил в формах своей, давно ушедшей эпохи, ее хочется слушать всегда, в любом настроении: и в радости, и в горе. Бах – это эталонная фигура музыканта: он был не только автором бессмертной музыки, но также и непревзойденным виртуозом-исполнителем и выдающимся педагогом. Его Чакона из Второй партиты для скрипки соло, написанная на смерть его жены Марии Барбары, стала одной из самых экспрессивных страниц в его камерной музыке. Думаю, все пианисты должны быть очень благодарны Иоганнесу Брамсу и Феруччо Бузони за создание двух очень разных версий этого шедевра Баха для фортепиано, сделавших возможным и для нас приобщиться к исполнению этой великой музыки. Для меня это – грандиозное по своему масштабу размышление о жизни, смерти и бессмертии, о Боге, о страхе перед смертью и, напротив, невероятном ощущении любви к жизни. Все эти и многие-многие другие смыслы и оттенки настроений Бах смог извлечь из развития одной-единственной темы.
В творчестве Николая Карловича Метнера, интерес к которому в течение последних десятилетий, к счастью, неуклонно растет, центральное место занимает большой цикл “Забытые мотивы” – самое сильное воплощение, пожалуй, главной для Метнера идеи – ностальгии по безвозвратно ушедшему. В своей книге 1935 года “Муза и мода” Метнер выражает свою творческую позицию, согласно которой должна быть неразрывная связь между душой художника и его произведениями. В век страшных трагедий, социальных потрясений и небывалого по интенсивности технического прогресса была нарушена главная заповедь эпохи романтизма – непосредственная связь содержания произведений искусства с внутренним миром их автора. Для Метнера, который до самого конца оставался верен идеалам ушедшей эпохи, единственным способом воскресить их стали воспоминания. Цикл “Забытые мотивы” представляет собой целую галерею образов прошлого в дымке воспоминаний, окрашенных горьким чувством осознания их невозвратности. Особняком стоит “Трагическая соната” – в ее коде страшный вихрь разрушает прекрасный мир, унося все, что дорого сердцу, в небытие.
Восточная фантазия Милия Алексеевича Балакирева  “Исламей” является одним из самых сложных и виртуозных произведений фортепианного репертуара, и, к сожалению, часто это несколько стереотипное восприятие этой пьесы и исполнителями, и слушателями приводит к тому, что без внимания остаются и дивная красота ее музыкального материала, и мастерство, с которым Балакирев его развил, и совершенство и пластичность формы этого произведения. Поэтому для меня самая главная задача – попытаться, преодолевая многочисленные технические трудности этого произведения, все-таки сделать акцент прежде всего на невероятной живой красоте этой музыки, на ее чарующем колорите.
Марк-Андре Амлен – один из самых выдающихся пианистов современности; его репертуар поистине огромен, слышание полифонии заставляет уверовать, что играют несколько человек одновременно, а виртуозность владения инструментом поражает воображение. За  время обучения в ЦМШ и консерватории мне посчастливилось несколько раз побывать на его сольных концертах в зале имени П. И. Чайковского, каждый из них произвел на меня сильнейшее впечатление и остался в памяти, наверное, на всю жизнь. Также Амлену принадлежит ряд собственных сочинений, среди которых центральное место занимает цикл этюдов. Первый этюд из его цикла “12 этюдов во всех минорных тональностях” – своего рода остроумный музыкальный эксперимент. В аннотации Амлен пишет, что идея контрапунктического соединения трех этюдов Фредерика Шопена в ля миноре принадлежит Леопольду Годовскому, который осуществил это еще в начале прошлого века, однако во время войны ноты этого произведения были утеряны, поэтому Амлен решил создать на основе этой идеи собственное произведение. Решение Амлена оказалось настолько изящным, что эта наполненная мягким юмором пьеса превратилась в нечто большее, чем простой этюд: это настоящее музыкально-теоретическое исследование, выявляющее глубокое родство музыкального материала этих трех шопеновских пьес и методов из развития, возможно, даже не вполне осознанное самим Шопеном.
 
СПДМ: Музыка – это очень «не точная наука». Одно и то же произведение каждый солист исполняет по-разному. Как, по Вашему мнению, правильно разгадать замысел автора?
Тимофей Владимиров: Безусловно, музыка в сегодняшнем понимании не является точной наукой, однако необходимо заметить, что роль рационального начала в музыке огромна. Сами соотношения между высотами музыкальных звуков – фундаментальная основа европейской музыки – были выведены математиком Пифагором и его учениками еще в VI веке до нашей эры. В эпоху Средневековья музыка как учебная дисциплина входила не в Тривий вместе с гуманитарными Этикой, Риторикой и Грамматикой, а в Квадривий наряду с Арифметикой, Геометрией и Астрономией. Расцвет полифонии так называемого  “строгого стиля” в творчестве Джованни Пьерлуиджи да Палестрины и Орландо ди Лассо убедительно доказывают важность рационального начала в музыке, как, собственно, и высочайшие достижения композиторов последующих  эпох – Иоганна Себастьяна Баха (в особенности его цикл “Искусство фуги”), венских классиков и многих авторов XX века.
На мой взгляд, одна из главных ошибок исполнителей – стремление нарочно “интерпретировать” произведение; подчас оригинальность и парадоксальность прочтения превращаются в самоцель, что при игнорировании авторской воли и элементарных понятий о естественном музыкальном процессе приводит к уродливым результатам. Я верю, что настоящая интерпретация рождается сама собой только при искреннем желании избежать интерпретирования: при  стремлении к простоте и естественности и выполнении самых простых авторских указаний у двух исполнителей уже получатся два совершенно разных произведения, поскольку одно и то же они будут воспринимать по-разному, поскольку у них разные особенности звукоизвлечения, разные темпераменты, характеры, психологический опыт и т.д. Выполнить в точности то, что написано даже в самом простом нотном тексте, в конечном счете, все равно невозможно. Поэтому Евгений Александрович Мравинский даже уже в преклонном возрасте продолжал тщательно с лупой изучать партитуру Пятой симфонии Чайковского, которую знал “вдоль и поперек”. Интерпретация рождается прямо на сцене, когда решающую роль играет обаяние момента, из-за которого порой крупные музыканты шли на некоторое варьирование авторских указаний. Впрочем, даже Бетховен, который, как известно, крайне резко относился к любым отклонениям от своих требований, признал правоту одного из исполнителей, который под влиянием момента сыграл иначе. Принимая во внимание эти соображения, можно сделать вывод, что, наверное, не может существовать единственно “правильной” интерпретации произведения, а может быть только наиболее убедительная, органичная, осмысленная и соответствующая определенному контексту в определенный момент. И еще огромную роль играют вкус и психология воспринимающего.
 
СПДМ: В какие моменты у Вас самого возникает желание что-нибудь написать? Как это происходит?
Тимофей Владимиров: Насколько я помню, интерес к сочинению музыки у меня появился с самого начала занятий на фортепиано: еще в четыре года мне было интересно самому сымпровизировать какую-нибудь простенькую песенку, в шесть лет (после поступления в специальную школу и освоения нотной грамоты на уроках сольфеджио) я начал пытаться кое-как записывать свои “композиторские” опыты, в десять лет я начал сочинять регулярно, занимался сочинением в колледже в Уфе под руководством  Ильдара Изильевича Хисамутдинова, стал лауреатом нескольких композиторских конкурсов.
После переезда в Москву в 2016 году из-за необходимости сверхинтенсивных занятий на фортепиано в ЦМШ я в течение двух лет писал мало, зато после поступления в консерваторию начал факультативно заниматься композицией у профессора Александра Александровича Коблякова. Я очень благодарен Александру Александровичу за его чрезвычайно систематизированный, поистине научный подход к анализу и сочинению музыки: это серьезнейшая школа понимания сути глубинных музыкальных процессов. Александр Александрович учит нас совершенно “другими ушами” слушать музыку, понимать ее, как сложный многомерный драматургический процесс решения внутренней музыкальной “проблемы”. Именно необходимость решения этой проблемы создает необходимость существования произведения, вдыхает в него жизнь.
В 2023 году после выпуска из специалитета консерватории в качестве пианиста и поступления в ассистентуру-стажировку я также начал получать второе высшее образование на композиторском факультете в классе Александра Александровича Коблякова. Сочинение музыки для меня не менее важно, чем исполнительство, поэтому я очень счастлив, что с этого года могу посвящать этому достаточно времени и внимания.
Сочинять музыку мне хочется практически постоянно: очень много музыкальных идей, материала, все это нуждается в тщательной проработке, которая требует огромной концентрации и очень большого количества времени, что в условиях концертной жизни часто приводит к сильному затягиванию работы над произведением.
Как правило, работа над сочинением проходит в такой форме: сначала каким-то таинственным образом в сознании рождается материал – это может быть мелодия, гармоническая последовательность, фактурный комплекс и т.д. Затем я стараюсь изучить этот материал и рационально, и эмоционально: как он устроен, какие в нем есть перспективы для развития, что для него наиболее естественно, какое он оказывает психологическое воздействие и т.д. Крайне важно, чтобы материал нравился и его действительно хотелось развивать. Затем проходит довольно много времени, постепенно выкристаллизовывается форма целого, я стараюсь и интуитивно, и сознательно построить произведение так, чтобы оно вырастало из материала, как дерево из семечка: чтобы были прочные связи и по горизонтали, и по вертикали, и на разных масштабных уровнях. Это отчасти напоминает игру Судоку, только с гораздо большим количеством измерений. Важно обеспечить одновременное сосуществование нескольких различных музыкально-драматургических линий, исходящих из одной точки, развивающихся независимо друг от друга и вновь переплетающихся в кульминационных точках произведения.
 
СПДМ: Что Вы хотели бы пожелать самому себе и коллегам-музыкантам в новом году?
Тимофей Владимиров: В Новом году хочу от всей души пожелать всем, прежде всего, крепкого здоровья и благополучия, неиссякаемых сил, вдохновения и интереса к жизни, способности ценить и проживать “до дна” каждое мгновение!
 
Интервью подготовила Татьяна Михайлова